Неточные совпадения
«Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок, — только вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему
идти вперед, и после долгого странствовия
по грязным переулкам, где
по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом
берегу моря.
— Ты милая, — просто сказал он и, потрепав девушку
по щеке,
пошел на
берег посмотреть лодку.
Дорога
шла по крутому
берегу Яика.
До деревни было сажен полтораста, она вытянулась
по течению узенькой речки, с мохнатым кустарником на
берегах; Самгин хорошо видел все, что творится в ней, видел, но не понимал. Казалось ему, что толпа
идет торжественно, как за крестным ходом, она даже сбита в пеструю кучу теснее, чем вокруг икон и хоругвей. Ветер лениво гнал шумок в сторону Самгина, были слышны даже отдельные голоса, и особенно разрушал слитный гул чей-то пронзительный крик...
Самгин охотно
пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ». На палубе в два ряда стояло десять человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив бочку и согнувшись, катили ее
по палубе к сходням на
берег.
— Черт, — пробормотал Туробоев, надвинув шляпу, глядя вдаль, там, поперек улицы, густо
шел народ. — Сюда, — сказал он, направляясь
по берегу Невы.
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей;
по утрам река звучно плескалась о
берег и стены купальни; в синеватой воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались в воздух масляно блестевшие руки; вечерами в лесу пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно, в три часа, безгрудая, тощая барышня в розовом платье и круглых, темных очках играла на пианино «Молитву девы», а в четыре
шла берегом на мельницу пить молоко, и
по воде косо влачилась за нею розовая тень.
Грузчики выпустили веревки из рук, несколько человек, по-звериному мягко, свалилось на палубу, другие
пошли на
берег. Высокий, скуластый парень с длинными волосами, подвязанными мочалом, поравнялся с Климом, — непочтительно осмотрел его с головы до ног и спросил...
После чая все займутся чем-нибудь: кто
пойдет к речке и тихо бродит
по берегу, толкая ногой камешки в воду; другой сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли кошка
по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует взглядом и кончиком своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки любят сидеть
по целым дням на окне, подставляя голову под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
Он прошел окраины сада, полагая, что Веру нечего искать там, где обыкновенно бывают другие, а надо забираться в глушь, к обрыву,
по скату
берега, где она любила гулять. Но нигде ее не было, и он
пошел уже домой, чтоб спросить кого-нибудь о ней, как вдруг увидел ее сидящую в саду, в десяти саженях от дома.
Она вырвала руку и
пошла дальше, блуждать в кустах,
по берегу,
по полю.
Мы
шли по 9-ти узлов, обогнали какое-то странное, не то китайское, не то индийское, судно и часу в десятом бросили якорь на Манильском рейде, верстах в пяти от
берега.
По временам мы видим
берег, вдоль которого
идем к северу, потом опять туман скроет его.
По ночам иногда слышится визг: кто говорит — сивучата пищат, кто — тюлени. Похоже на последнее, если только тюлени могут пищать, похоже потому, что днем иногда они целыми стаями играют у фрегата, выставляя свои головы, гоняясь точно взапуски между собою. Во всяком случае, это водяные, как и сигнальщик Феодоров полагает.
Направо
идет высокий холм с отлогим
берегом, который так и манит взойти на него
по этим зеленым ступеням террас и гряд, несмотря на запрещение японцев. За ним тянется ряд низеньких, капризно брошенных холмов, из-за которых глядят серьезно и угрюмо довольно высокие горы, отступив немного, как взрослые из-за детей. Далее пролив, теряющийся в море;
по светлой поверхности пролива чернеют разбросанные камни. На последнем плане синеет мыс Номо.
Шагах в пятидесяти оттуда, на вязком
берегу, в густой траве, стояли
по колени в тине два буйвола. Они, склонив головы, пристально и робко смотрели на эту толпу, не зная, что им делать. Их тут нечаянно застали: это было видно
по их позе и напряженному вниманию, с которым они сторожили минуту, чтоб уйти; а уйти было некуда: направо ли, налево ли, все надо проходить чрез толпу или
идти в речку.
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы. От
берега прямо к нам
шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата
по каналу.
Около городка Симодо течет довольно быстрая горная речка: на ней было несколько джонок (мелких японских судов). Джонки вдруг быстро понеслись не
по течению, а назад, вверх
по речке. Тоже необыкновенное явление: тотчас
послали с фрегата шлюпку с офицером узнать, что там делается. Но едва шлюпка подошла к
берегу, как ее водою подняло вверх и выбросило. Офицер и матросы успели выскочить и оттащили шлюпку дальше от воды. С этого момента начало разыгрываться страшное и грандиозное зрелище.
Я не
пошел к ним, а отправился
по берегу моря,
по отмели, влез на холм, пробрался в грот, где расположились бивуаком матросы с наших судов, потом посетил в лесу нашу идиллию: матрос Кормчин пас там овец.
Мы
пошли по улицам, расположенным амфитеатром, потому что гора начинается прямо от
берега.
Посидевши минут пять в тени, мы
пошли дальше,
по берегу, к другой речке, очень живописной.
«На
берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка
идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу, плечо — жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего движения на них; на палубе ни души.
По огромному заливу кое-где ползают лодки, как сонные мухи.
«Смотрите, бурунов совсем нет, ветер с
берега, — говорил он, — вам не придется
по воде
идти, ног не замочите, и зубы не заболят».
Вчера, 17-го, какая встреча: обедаем; говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток»
идет к нам с вестями из Европы, с письмами… Все ожило. Через час мы читали газеты, знали все, что случилось в Европе
по март.
Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим судам велено
идти к русским
берегам. Что-то будет? Скорей бы добраться: всего двести пятьдесят миль осталось до места, где предположено ждать дальнейших приказаний.
Они забыли всякую важность и бросились вслед за нами с криком и, по-видимому, с бранью, показывая знаками, чтобы мы не ходили к деревням; но мы и не хотели
идти туда, а дошли только до горы, которая заграждала нам путь
по берегу.
Мы прошли большой залив и увидели две другие бухты, направо и налево, длинными языками вдающиеся в
берега, а большой залив
шел сам
по себе еще мили на две дальше.
Утро чудесное, море синее, как в тропиках, прозрачное; тепло, хотя не так, как в тропиках, но, однако ж, так, что в байковом пальто сносно ходить
по палубе. Мы
шли все в виду
берега. В полдень оставалось миль десять до места; все вышли, и я тоже, наверх смотреть, как будем входить в какую-то бухту, наше временное пристанище. Главное только усмотреть вход, а в бухте ошибиться нельзя: промеры показаны.
Шлюпки не пристают здесь, а выскакивают с бурунами на
берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны,
идут в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти бегом бросились на
берег по площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Мимо леса красного дерева и других, которые толпой жмутся к самому
берегу, как будто хотят столкнуть друг друга в воду,
пошли мы
по тропинке к другому большому лесу или саду, манившему издали к себе.
Мы часа два наслаждались волшебным вечером и неохотно, медленно, почти ощупью,
пошли к
берегу. Был отлив, и шлюпки наши очутились на мели. Мы долго
шли по плотине и, не спуская глаз с чудесного
берега, долго плыли
по рейду.
Но для этого надо поступить по-английски, то есть
пойти, например, в японские порты, выйти без спросу на
берег, и когда станут не пускать, начать драку, потом самим же пожаловаться на оскорбление и начать войну.
Я
шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный сок своей почвы, как катили бочки к
берегу и усылали вдаль, получая за это от повелителей право есть хлеб своей земли.
Все
идет отсюда вон, больше в Америку, на мыс Доброй Надежды,
по китайским
берегам, и оттого не достанешь куска белого сахару.
Я все ленился ехать на
берег; я беспрестанно слышал, как один
шел по пояс в воде, другой пробирался
по каменьям, третий не мог продраться сквозь лианы.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» — спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые
пошли к
берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять водой и четыре
берегом.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы
шли верстах в двух от Корейского полуострова; в 36˚ ‹северной› широты. На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные
берега, кое-где покрытые скудной травой и деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся в тесную кучу, как на Гамильтоне. Кое-где
по берегу бродят жители. На море много лодок, должно быть рыбацкие.
За городом дорога
пошла берегом. Я смотрел на необозримый залив, на наши суда, на озаряемые солнцем горы, одни, поближе, пурпуровые, подальше — лиловые; самые дальние синели в тумане небосклона. Картина впереди — еще лучше: мы мчались
по большому зеленому лугу с декорацией индийских деревень, прячущихся в тени бананов и пальм. Это одна бесконечная шпалера зелени — на бананах нежной, яркой до желтизны, на пальмах темной и жесткой.
Сейчас за плотиной громадными железными коробками стояли три доменных печи, выметывавшие вместе с клубами дыма широкие огненные языки; из-за них поднималось несколько дымившихся высоких железных труб. На заднем плане смешались в сплошную кучу корпуса разных фабрик, магазины и еще какие-то здания без окон и труб. Река Шатровка, повернув множество колес и шестерен,
шла дальше широким, плавным разливом.
По обоим ее
берегам плотно рассажались дома заводских служащих и мастеровых.
Вместе с нею попали еще две небольшие рыбки: огуречник — род корюшки с темными пятнами
по бокам и на спине (это было очень странно, потому что
идет она вдоль
берега моря и никогда не заходит в реки) и колюшка — обитательница заводей и слепых рукавов, вероятно снесенная к устью быстрым течением реки.
Я рассчитывал часть людей и мулов направить
по тропе вдоль
берега моря, а сам с Чжан Бао, Дерсу и тремя стрелками
пойти по реке Адимил к ее истокам, затем подняться
по реке Билимбе до Сихотэ-Алиня и обратно спуститься
по ней же к морю.
После Кумуху в последовательном порядке
идет опять ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин, на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга. В истоках Омосо есть гора с голой вершиной, которая поэтому и названа Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко от моря, между реками Омосо и Илянту. Участок
берега моря от реки Кумуху к северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.
— Тьфу! — ворчал Дерсу. — Мы
идем — все равно выдры. Маленько
по берегу ходи, посмотри, вода есть — ныряй, потом опять на
берег и опять ныряй…
По сторонам высились крутые горы, они обрывались в долину утесами. Обходить их было нельзя. Это отняло бы у нас много времени и затянуло бы путь лишних дня на четыре, что при ограниченности наших запасов продовольствия было совершенно нежелательно. Мы с Дерсу решили
идти напрямик в надежде, что за утесами будет открытая долина. Вскоре нам пришлось убедиться в противном: впереди опять были скалы, и опять пришлось переходить с одного
берега на другой.
Все время мы
шли левым
берегом по зверовой тропе. Таких троп здесь довольно много. Они слабо протоптаны и часто теряются в кустах. Четвероногие
по ним
идут свободно, но для человека движение затруднительно. Надо иметь большую сноровку, чтобы с ношей за плечами прыгать с камня на камень и карабкаться
по уклону более чем в 40 градусов.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о
берег и с пеной разбегались
по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски
пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду.
Мы
шли по левому
берегу реки.
В долине реки Адимил произрастают лиственные леса дровяного и поделочного характера; в горах всюду видны следы пожарищ. На релках и
по увалам — густые заросли таволги, орешника и леспедецы. Дальше в горах есть немного кедра и пихты. Широкие полосы гальки
по сторонам реки и измочаленный колодник в русле указывают на то, что хотя здесь больших наводнений и не бывает, но все же в дождливое время года вода
идет очень стремительно и сильно размывает
берега.
Обсушившись немного, я
пошел вниз
по реке со слабой надеждой найти фуражку. Течением могло прибить ее где-нибудь около
берега. Та к я проходил до самых сумерек, но фуражки не нашел и должен был взамен ее повязать голову платком. В этом своеобразном уборе я продолжал уже весь дальнейший путь.
От тазовских фанз вверх
по долине
идет пешеходная тропа. Она придерживается левого
берега реки и всячески избегает бродов. Там, где долина суживается, приходится карабкаться
по скалам и даже
идти вброд
по воде. Первые «щеки» (из кварцепорфирового туфа) находятся в 12 км от моря, вторые будут на 2,5 км выше. Здесь в обнажениях можно видеть диабазовый и сильно хлоритизированный порфирит. В углублении одной из скал китайцы устроили кумирню, посвященную божеству, охраняющему леса и горы.
Покончив работу, я кликнул свою собаку и, взяв ружье,
пошел немного побродить
по берегу.
Тропа начинается от самого дома старовера и
идет по левому
берегу реки.